Осторожные шаги. Рядом. Совсем близко. Сейчас он нагнётся, чтобы убедиться в моей смерти или, при необходимости, добить и, возможно, порыться в моих карманах, хотя на последнее времени может не хватить, потому что, не ровен час, в проулок свернёт ещё кто-нибудь. Ну же, давай, мне хватит и расстояния двух шагов, чтобы добраться до тебя!
Сквозь смежённые ресницы вижу сосредоточенное лицо, напряжённый взгляд, кисть потянувшейся ко мне правой руки и...
Тусклой молнией блеснувший у открытого горла стилет. Тонкое, почти игольное остриё упирается в бледную кожу, протыкает её, выпуская несколько капель крови, а такой знакомый и такой неожиданно новый голос шёпотом, почти нежно задаёт тот же вопрос, что вертится сейчас на моём языке:
— Кто приказал тебе убивать?
Стальное лезвие подрагивает, с каждым еле уловимым движением всё глубже проникая в плоть, вот только убийца, как и я, прекрасно знает: пока нет ответов на вопросы, нет и подведения итогов. Он догадывается, что молчание способно подарить несколько лишних мгновений жизни, а потому не торопится, но и... Не медлит.
Приметное кольцо, похожее на то, которым старик-посыльный проткнул оболочку королевской печати, ощутимым усилием пальцев поворачивается внутрь орнаментом, а спустя вдох тот, кто покушался на мою жизнь, медленно оседает на мостовую, и Роллена едва успевает убрать стилет, чтобы не распороть горло уже мёртвого убийцы.
Ресницы растерянно хлопают, а в уголках васильковых глаз, кажется, что-то подозрительно поблёскивает. Нет, рыдать пока рано. А может, и вовсе ни к чему.
— Ты молодец.
Она отскакивает в сторону и смотрит на меня как на восставшего мертвеца. Впрочем, примерно так оно и есть, ведь мало кто выживает, получив стрелу в живот.
— Всё хорошо, я не ранен.
— Но...
— Меня защитил амулет.
Роллена недоверчиво хмурится, но под задранной рубахой по коже расплывается пятно здоровенного будущего синяка, а значит, нет повода не верить. И главное, нет повода считать меня неуязвимым, то бишь принижать значение поступка девушки. Замечательного поступка!
— Я думала, что ты...
— Я мог умереть. И ты всё сделала правильно, хотя, возвращаясь, всё же рисковала.
— Я не могла уйти, оставив всё как есть. Тогда мне нечего было бы ответить на вопросы Опоры.
Она не столько старалась спасти мою жизнь, сколько заботилась о своём будущем? Что ж, разумное решение, требующее отваги и хладнокровия, доступных не каждому мужчине.
— Я думала, что ты умер.
И всё-таки чудесно изменившийся голос звучит так, словно она старается оправдаться. Хорошо это или плохо? Думаю, решать будет сама Роллена и те, кому она когда-нибудь захочет и, главное, сможет помочь.
— Ты действовала так, как и должно.
Вернее, так, как действовал бы человек, привычный к подобным убийственным случайностям, человек, не оценивающий высоко ни свою собственную смерть, ни чужую жизнь. В исполнении юной девицы поступок ветерана выглядит странным, почти нелепым, но он достиг намеченной цели, стало быть, уместен, как ничто другое. И всё-таки не могу не полюбопытствовать:
— Скажи, было страшно?
— Немного. — Девушка запнулась, прежде чем ответить, но не удовольствовалась одним словом, а затараторила дальше, подтверждая моё предположение, что произошедшее было-таки для неё потрясением: — Наверное. Хотя... Помню, я не испугалась, а разозлилась, когда увидела, как ты падаешь, и увидела ту стрелу. Я бы убила его, если бы он попробовал улизнуть. Попыталась бы. Но не ушла бы, мне ведь некуда уходить.
И это очень грустно, девочка. Родная семья стала тягостным бременем, круга друзей не выросло, друзья ведь не ведьмины грибы, оставалась одна только надежда обрести цель в служении, а кто-то очень постарался лишить тебя и этой цели. Но теперь ты знала врага в лицо и не собиралась отступать, ведь даже мучительная и бессмысленная смерть в таком случае предпочтительнее бегства. Именно по той наивной, но веской причине, что, сбежав, вернуться уже не сможешь.
— Всё хорошо.
Я поднялся, бросил стрелу на труп убийцы и заправил рубашку под ремень.
— Всё хорошо.
Роллена печально посмотрела на алеющее кровью остриё.
— Я бессердечная, да?
— Ты лучшая девушка на свете.
Васильковые глаза мигнули.
— Правда?
— Чистейшая.
Она спрятала стилет в ножны на бедре, беззастенчиво, а может быть, всего лишь доверчиво поднимая широкую юбку.
— Я могу тебе верить?
— Ты вольна делать, что пожелаешь.
Расплывчатое предложение оказалось недостаточным, и девушка настойчиво переспросила:
— Я могу верить?
Пришлось ответить прямо:
— Можешь.
— Почему?
— Потому что напарники не лгут друг другу.
Роллена прижалась ко мне, но не стала прятать лицо в воротник моей рубашки, а наоборот, подняла голову.
— Ой, убили! Человека убили!
Заглянувшая в проулок горожанка увидела лежащее посередине него тело и, истошно завопив, снова исчезла из вида.
Сестра Королевского мага поморщилась, коснувшись оглушённого громкими звуками уха.
— Что будем делать?
— Думаю, ждать. На крик всегда приходит патруль городской стражи.
— А потом?
— Сдадим мертвеца дознавателям Опоры, потому что я тоже очень хочу узнать, кто желал моей смерти.
— Он сможет рассказать?
— Кто знает... Но спросить надо. Обязательно.
По камням мостовой зацокали подкованные каблуки стражников.
— У нас ещё много дел.
— Да, очень много. И это так приятно сознавать, — мечтательно улыбнулась девушка.